Д) Сословность
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
119 120 121 122 123 124 125 126 127
С понятием сословия соединяются два смысла: в одном - сословие обозначает положение отдельного лица в гражданском обществе, в другом - совокупность лиц, занимающих одно и то же положение. В первом случае мы имеем субъективное отношение лица к какому-нибудь целому, во втором - объективный факт существования этого целого в гражданской жизни народа. Там - личное качество, conditio, здесь - учреждение, ordo. Если при этом положение каждого лица в сословии определяется рождением его в этом сословии и передается наследственно от отца к детям, мы говорим о сословии в тесном смысле этого слова (Geburtsstand); если это положение обусловливается только общностью интересов или занятий, мы получаем понятие профессии или класса (Berufsstand). Во всех указанных случаях юридическое понятие сословия может отсутствовать, так как в обыденной речи говорят часто о высшем и низшем сословии, о военном, чиновничьем, купеческом, крестьянском и других классах - даже тогда, когда принадлежащие к ним лица не обладают никаким особым юридическим качеством, не имеют ни ранговых преимуществ, ни корпоративных прав и стоят вообще в равных юридических условиях с другими членами общества. Юридическим понятием сословие делается тогда, когда из того или другого положения лица в гражданском обществе вытекает для него какое-нибудь право или ограничение в каком-нибудь праве - точно так же, как сословие в смысле ordo, учреждения, делается носителем какой-нибудь правовой идеи лишь в том случае, если оно приобретает и отправляет те или другие права или ограничивается в этих правах.
Сословия как таковые, как ordines, стоят вне нашего рассмотрения, так как они представляют собою институт не гражданского, а публичного права: их возникновение и развитие имеет мало общего с целями гражданского оборота и входит в область политической жизни и государственных отношений. Правда, в те эпохи, когда публичное и гражданское право не были отделены друг от друга, сословные различия имели решающее значение и для гражданского права. Но Новое время, обособившее гражданское право от публичного, отвергает, в принципе, влияние сословий как государственного учреждения на гражданское право; и в тех случаях, когда известные круги лиц пользуются каким-нибудь исключительным правом (jus singulare), это последнее не ставится в связь с сословием как с государственным учреждением. Поэтому сословия и служат теперь только публично-правовым целям, что не препятствует, однако, преследованию ими и интересов гражданского права, вступлению их в гражданский оборот в качестве юридических лиц и т. д.
В общем, сословные отношения могут принадлежать гражданскому праву лишь настолько, насколько принадлежностью лица к тому или другому сословию обусловливается гражданская правоспособность или насколько сословность определяет гражданские права данного лица. С этой стороны, т. е. со стороны условленности правоспособности лица принадлежностью его к тому или другому кругу лиц, сословия подлежат нашему рассмотрению. Род и способ этой условленности различны: напр., существуют преимущества, не предоставленные никому, кроме лиц данного сословия; таковы права на особый титул, герб, должности, установление фидеикомиссов и т. д. Это - сословные привилегии, или исключительные права, созданные только для данного сословия и иначе не существующие; их называют абсолютными сословными правами. Но встречаются и такие сословные права, которые принадлежат всем и, не заключая в себе никакой привилегии, подчиняются, однако, при отправлении их тем или другим классом лиц известным правилам и ограничениям: так, напр., наследственное право, не составляя ничьей привилегии, отрицается иногда за одним сословием по отношению к другому и т. д. Здесь говорят об относительных сословных правах.
В Средние века все развитие права шло через сословия. Права, одинакового для всех, отрешенного от государственного положения лица, не существовало, а существовало особое земское и ленное право для дворян (высшее дворянство определяло при этом свое право особыми семейными договорами и домовыми законами), особое городское право (Weichbildrecht) для городов, особое помещичье право (Hofrecht) для крестьян и крепостных. Это различие права по сословиям обнаруживалось, напр., на поземельном владении, которое регулировалось различными нормами, смотря по тому, кому оно принадлежало, и на множестве других институтов, которые устанавливались специально ввиду того или другого сословия и не допускали участия в них других сословий. В настоящее время Европа не знает сословных различий в праве. Сигналом к уничтожению их послужили знаменитые постановления французского Учредительного Собрания в ночь 4 августа 1789 г., и несколько привилегированное положение в гражданском праве сохранило теперь только так назыв. высшее дворянство (der hohe Adel) в Германии. Все остальное дворянство потеряло и здесь, после движения 1848 г., свои прежние привилегии, и лишь немногие партикулярные законодательства считают до сих пор институт фидеикомиссов, которым соответствуют наши заповедные имения, учреждаемые только для дворян - привилегией одного лишь этого сословия. В общем, сословия и занятия перестали служить в настоящее время юридическими подразделениями народа, и все ограничения как в отправлении промыслов, которые считались прежде исключительной привилегией того или другого сословия, так и в переходе из одного сословия в другое, - теперь отменены. И если в Средние века занятия и профессии переходили часто в сословия, делаясь наследственными, то в настоящее время наследственные сословия делаются, наоборот, профессиями, открытыми для всех и каждого. Поэтому крестьянами считаются, напр., уже в прусском Landrecht'е (II, 7, § 1), равно как и у нас, люди, живущие в деревне и непосредственно занимающиеся земледелием. Если же мы до сих пор встречаемся в некоторых законодательствах с институтами, рассчитанными специально на крестьянское землевладение, то руководящим мотивом этих институтов являются теперь не сословные соображения, а потребности крестьянского хозяйства, - не сословные, а утилитарные точки зрения. Поэтому же речь об этих институтах должна вестись не в учении о правоспособности, а в вещном праве. Точно так и торговое право составляет в настоящее время привилегию торгового класса не субъективно, как это было в Средние века, а объективно, т. е. в смысле особого права, приспособленного к потребностям и юридическим отношениям торгового оборота. То же надо сказать о промышленном и морском праве, равно как и о некоторых особых нормах, удержанных и в новейшем Немецком уложении не для сословий, а для профессий, напр., военной, учительской, чиновничьей и т. п.
В принципе, доступ во все сословия теперь свободен, открыт для всех, и если в этом отношении действуют еще некоторые ограничения, то они носят, по преимуществу, политический или административный характер, не переходя в область гражданского права. Таково, напр., запрещение заниматься торговлей и промыслами, касающееся у нас духовенства, в Германии - лиц, состоящих на службе государства - не иначе, как с согласия подлежащего начальства, или запрещение вступать в брак без согласия того же начальства, относящееся как в Германии и Франции, так и у нас или к чинам военного ведомства, или ко всем вообще состоящим на государственной службе лицам. На эти запрещения нельзя, однако, ссылаться против гражданских последствий следок, совершенных с их нарушением, так что чиновнику и священнику придется заплатить долг, совершенный по запрещенной им торговле, а офицеру, не спросившему разрешения начальства на вступление в брак, надо оставаться в этом браке, несмотря на все желание выйти из него.
Значение и история образования сословий у нас значительно разнятся от того, что представляет в этом отношении Западная Европа. Если там сословная организация была часто сильнее государственной и проникала сословным элементом весь государственный строй, то у нас, наоборот, само государство стремилось для своих целей организовать сословия и снабдить их известной суммой прав и обязанностей, действием которых оно привлекало их на свою службу. Подробности по этому предмету излагаются в истории русского права и нас не касаются. Заметим только, что до последнего времени, т. е. до коренных преобразований предпрошлого царствования, тип сословной нормы, окончательно определившийся при Екатерине II, был у нас господствующим и налагал свою печать на всю систему нашего гражданского права. Поэтому-то и Свод Законов, резюмировавший предшествовавшее право, - в котором не было ничего, кроме законов, окрашенных почти исключительно государственным началом, - не дал в своей системе гражданского права места никаким постановлениям и о субъекте права. Все, что мы узнаем из Свода о лице как субъекте гражданского права, исходит не из нашего Гражданского кодекса, а из законов о состояниях или сословиях в широком смысле, помещенных в т. IX Свода. Но, несмотря на все смешение публичного и гражданского права, сословные нормы далеко не имеют теперь и у нас того значения, какое им принадлежало прежде. В Своде удерживаются и перепечатываются в новых изданиях положения, определявшие еще в недавнем прошлом права сословий, которые утратили теперь, вследствие распространения этих положений на всех, свой сословный характер. Таким образом, за сословной нормой таится теперь в нашем же Своде общая норма. Сошлемся примерно на положение, устанавливающее, что "дворянин не может быть без суда лишен жизни, прав состояния" и т. д. (т. IX, ст. 313, 326). В настоящее время это не изъятие из общего правила, не исключительная, а общая норма, под действием которой стоят - по крайне мере, формально - все русские подданные, могущие утверждать, что без суда никто не лишается по праву ни жизни, ни прав состояния, ни имущества. Или: "Потомственный дворянин может приобретать законным способом все без изъятия роды имуществ движимых и недвижимых, входить во все вообще договоры и обязательства, а также - распоряжаться недвижимым имуществом по правилам, в законах гражданских установленным" (ст. 327). Этот закон касается опять не одних потомственных дворян, а всех русских подданных. Далее, дворянская привилегия - владеть населенными имениями сохраняла у нас значение некоторое время и после отмены крепостного права, до его окончательной ликвидации. Но она исчезла вполне из нашего законодательства 1 января 1883 г., когда бывшие помещичьи крестьяне, состоявшие еще временно обязанными в отношении к своим бывшим помещикам, были переведены с оброчной и издельной повинности на выкупные платежи и причислены к разряду крестьян-собственников (продолж. 1883 г. ч. 2, т. IX, ст. 731). Поэтому в настоящее время, - когда "каждый сельский обыватель может приобретать в собственность недвижимое и движимое имущество, отчуждать, отдавать в залог" и т. д. (там же, ст. 715 и 766), и когда "крестьяне и башкиры, как отдельно, так и целыми обществами, могут входить, на основании общих постановлений, во всякие законом дозволенные договоры, обязательства и подряды" (т. IX, особ. прилож. I, ст. 22), "отыскивать свои права, вчинать тяжбы, иски и т. д." (ст. 24), - весь исторический материал приведенных и многих других, различных по своему историческому происхождению, статей можно было бы устранить и вместо него внести в состав Гражданского кодекса только общие нормы правоспособности, обозначая при них лишь немногие отступления, не утратившие пока своего практического значения *(415).
Ограничения по сословиям теперь и у нас немногочисленны и заключают в себе не столько привилегии, сколько особо приноровленные к той или другой сфере имущественного обладания институты полупубличного и полуцивильного характера. Сюда принадлежат, главным образом, дворянские заповедные имения и крестьянские земли, ограниченные в своей оборотоспособности и делимости; речь о них будет в вещном праве.
Из действительных сословных ограничений в нашем праве необходимо отметить следующие:
1) Ограничения потомственных дворян в праве узаконения своих и усыновления чужих детей были до издания закона 12 марта 1891 г. несомненным умалением гражданской правоспособности лиц этого сословия по сравнению с другими. Эти ограничения в узаконении и усыновлении стояли в прямой связи со старым юридическим бытом дворян, господствующими чертами которого были: привилегии, государственная служба и институты смешанного цивильно-политического типа. В это время расширение круга привилегированных лиц такими актами частной воли, какими, несомненно, являются узаконение и усыновление, могло казаться недопустимым и, естественно, вызывало соучастие государственной власти в этих актах. Но по мере того, как привилегия дворянства по службе и владению так наз. населенными имениями вместе с институтами смешанного типа стали исчезать, ограничения в узаконении и усыновлении, лежавшие на привилегированном прежде классе лиц, теряли всякий смысл, и мы действительно видим, что усыновление еще до издания закона 1891 г. освобождается от государственной опеки для личных дворян и купцов из потомственных граждан, передающих усыновляемым все гражданские права, кроме прав состояния (т. Х изд. 1987 г., ст. 149, п. 5 и ст. 154). Поэтому закон 1891 г. и уравнял узаконение и усыновление для лиц всех состояний, сохранив для потомственных дворян одно лишь ограничение в отношении к передаче усыновляемому усыновителем своей фамилии, которая не может последовать иначе, как с Высочайшего соизволения (т. Х изд. 1900 г., ст. 152).
Еще ограничение в последствиях усыновления для дворян и потомственных почетных граждан можно видеть в том, что усыновляемое ими лицо, если оно имеет низшее право состояния, чем усыновитель, приобретает усыновлением только личное гражданство (там же, ст. 153). И об этом ограничении дворян в порядке усыновления можно сказать, что оно едва ли компенсируется единственной сохраненной теперь за ними привилегией ходатайствовать в известных условиях об учреждении заповедного имения (ст. 325 т. IX).
Особенности в порядке учреждения опеки, признания расточительности, сумасшествия и т. д. не составляют ни привилегий, ни ограничений и не оказывают влияния на объем не только право-, но и дееспособности.
2) Ограничения правоспособности лиц, принадлежащих к духовенству, основаны не на государственных или цивильных мотивах, а на соображениях divini juris, т. е., "божественного права" и обусловливаемой ими несовместимости некоторых видов гражданской деятельности с особым призванием служителей алтаря. Это видно, во-первых, из того, что все установленные по отношению к правоспособности духовенства ограничения имеют силу лишь до тех пор, пока тот или другой член этого сословия удерживает за собой служение алтарю, с прекращением которого ограничение само собой отпадает, и, во-вторых, из постановления ст. 459 т. IX, не распространяющего ограничений гражданских прав лиц духовного звания на их вдов и дочерей. Тем не менее ограничения правоспособности духовенства довольно значительны и различаются как по вероисповеданиям, так и, в особенности, по принадлежности лица духовного звания к составу белого или черного духовенства. Сравнительно меньше ограничено белое духовенство, которому разрешено неограниченно приобретать всякого рода движимое и недвижимое имущество в городах и селениях (там же, ст. 376, 425, 487), но запрещено заниматься торговлей, вступать в вексельные обязательства и договоры подряда с казной, быть поручителями по этим договорам и вообще принимать на себя поручительство в судебных местах (ст. 379 т. IX, ст. 6 Уст. о векс.). кроме того, лицам белого духовенства воспрещено хождение по делам, кроме дел церкви, которой они принадлежат, дел жен, детей и питомцев, состоящих на их попечении (там же, и еще ст. 427 и 460). Следует еще упомянуть, что посвящение в дьяконский или священнический сан для православного духовенства служит абсолютным препятствием к вступлению в брак (на практике брак предшествует посвящению).
Ограничения правоспособности черного духовенства гораздо значительнее: они близки к уничтожению юридической личности и находят свое объяснение в природе монашеских обетов, связанных с отречением от всех гражданских отношений. Поэтому монашествующий почитается за лицо, "отрекшееся от имущества своего единожды навсегда", и не получает его обратно даже по сложении своего звания (т. IX, ст. 356, 480). Отрекаясь от мира, он теряет все свои семейные, имущественные и наследственные права не только в прошлом, но и будущем: старый брак расторгается без возможности вступления в новый, имущество обращается к наследованию по завещанию или по закону - без того, чтобы монашествующий мог делать какие-либо приобретения для себя и впоследствии. Такие приобретения недоступны для него не только по сделкам "между живыми", за исключением сделок обыденной жизни, напр., приобретения за свои рукоделия, но и по сделкам "на случай смерти", рассчитанным на наследование как по закону, так и по завещанию, откуда опять исключаются лишь такие завещательные распоряжения, которые имеют своим предметом "иконы, панагии, наперстные кресты и книги духовного, нравственного и ученого содержания". Поручительство, залог и хождение по делам иначе, как для монастыря, запрещены, а оставлять что-либо по завещанию разрешено лишь монашествующим властям; имущество всех остальных монашествующих идет после их смерти в пользу монастыря (ст. 354, 363, 438-441, 475 и др. т. IX; относительно католических монахов - там же, ст. 442, 443, 478).
3) Ограничения правоспособности городского сословия отошли теперь в область истории, и правоспособность этого сословия представляет собой в настоящее время скорее тип общей правоспособности, чем отступление от нее. Существовавшие прежде привилегии на производство торговли и разных промыслов потеряли теперь, с расширением свободы торговли и промыслов, всякое значение, а сохранившиеся ограничения суть скорее способы обложения промыслов и торговли, чем ограничения правоспособности.
4) Наконец, по отношению к крестьянскому сословию мы можем говорить опять не столько об ограничениях правоспособности, сколько об особой сфере прав и отношений лиц, принадлежащих к этому сословию. Принадлежность к нему не закрывает путей к общей гражданской правоспособности, но ставит крестьян в некоторые особые отношения к их обществам и подчиняет их отдельной юрисдикции судебных и административных по крестьянским делам учреждений. С некоторыми институтами, имеющими силу только для крестьян, мы ознакомимся в специальной части гражданского права.
Таким образом, мы видим, что различаемые нашим законодательством четыре сословия: дворянство, духовенство, городское сословие ("среднего рода люди") и сельские обыватели (ст. 2 т. IX) - не представляют собой, кроме потомственных дворян и потомственных почетных граждан, сословий в строгом смысле этого слова: они открыты для всех и не обусловлены рождением в замкнутом общественном союзе. Наконец, принадлежность и ко всем сословиям, если не говорить о черном духовенстве, производит только незначительные видоизменения гражданской правоспособности.